Любимые книги преподавателей

В этой книге выдающийся исследователь русской культуры говорит в узком смысле – о нравах, привычках, обычаях, круге чтения русского дворянина XVIII – на-чала XIX веков. Такая узко-тематическая оценка, впрочем, весьма обманчива. За сотнями частных деталей, сюжетов и интриг, достойных страниц какого-нибудь высококлассного приключенческого романа (таковы рассказы Лотмана о дуэлях, путешествиях и любовных увлечениях русских дворян), кроется важнейшая для отечественной истории тема, которую автор показывает во всей ее сложности – происхождение и развитие национального интеллектуального сословия, людей свободы, использовавших все преимущества неоднозначного указа Петра III 1762 г. о вольности дворянства и создавших в интенсивно модернизировавшемся крестьянском и военном государстве изысканную светскую культуру мирового класса. Лотману великолепно удается показать (хотя эта задача на первый взгляд не являлась приоритетной), что социальная революция эпохи Петра I имела в числе своих главных задач именно сотворение нового человека, русского интеллектуала; этим обстоятельством, собственно, и был обеспечен итоговый успех петровских преобразований, на которые, по слову Герцена, Россия откликнулась гением Пушкина.

Великий знаток нашей словесности и культуры, соратник и единомышленник Лотмана, рассуждает в этой книге, вобравшей в себя труды за многие годы, о Петербурге как уникальном в мировом контексте городе – специально созданной столице огромной империи, разместившейся вопреки всем законам градостроения на дальней и весьма опасной с военной точки зрения границе государства, но зато выступившей в роли соединительного звена, своего рода клапана на пути того огромного культурного потока, который устремился в Россию с начала XVIII в. и в конечном счете способствовал созданию новой государственности. Петербург интересует Топорова не просто как город, но как культурный локус, пространство чисто литературного эксперимента, в рамках которого воля преобразователя уподобилась фантазии поэта и подчинила себе реалии климата и географии, точно так же, как поэтическое воображение обретает власть над свободной стихией языка. Петербург сам по себе «как текст», а не просто город, ставший сначала прибежищем, а потом и родиной великой плеяды русских писателей и поэтов – вот уникальный ракурс, предложенный читателю Топоровым.

Книга, составленная из очерков многих известных отечественных историков (А.В. Ремнева, Л.М. Дамешека и др.), не является традиционной «историей Сибири». Таковых «историй» со времен академика XVIII столетия Герарда Миллера, ставшего создателем первого такого опыта, накопилось немало. Авторов здесь интересует главная содержательная линия сибирской истории, на службу которой в ходе анализа ставится множество частных подробностей: как изначально почти незаселенное пространство, суровое в климатическом отношении, далекое от традиционного территориального «гнезда», сформировавшего русский народ, постепенно переосмыслялось в качестве национального ареала, неотъемлемой интегральной части государственного проекта и неисчерпаемого ресурса разнообразных бытовых и литературных сюжетов – от контактов с местными народами до ссылки и каторги, описанных Достоевским и Чеховым, и вплоть до становления местной интеллигенции со своим самосознанием, как бы «прикрепляющим» родившегося в Сибири интеллектуала к его земле.

Писатели – великолепные психологи. Один из первых в этом ряду – Лев Николаевич Толстой, описавший душевный мир героев чрезвычайно тонко и глубоко. Почему именно роман «Анна Каренина» стал чуть ли не самым известным в мире произведением писателя и его так много раз экранизировали в кино? Почему именно Анна Аркадьевна Каренина стала главной героиней романа? Почему писателю захотелось рассказать о тайнах её души и страсти? Несмотря на соблазн подойти к анализу образа героини с точки зрения морали и нравственности, важно не рассматривать его в черно-белых тонах. Образ Анны многомерен, и нужно постараться понять глубинные причины её поступков, ощутить её трагедию. Главные слова про Анну, на мой взгляд, такие: несчастье, жизнь, любовь, отчаянье, смерть. Ещё одна важная линия в романе, открывающая счастье, – это история Константина Левина (Лёвина). Именно о нём я, как практикующий психолог, иногда рекомендую прочесть своим клиентам в качестве примера жизнеутверждающей истории о созидающей силе любви.

Это повесть как раз о такой безусловной любви, о которой писал Эрих Фромм. Выражением, которое может показать это, являются слова главного героя Г.С.Желткова своей возлюбленной: «Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете». Он умел тонко чувствовать мир и людей вокруг. Он был тактичен, порядочен и скромен. Он умел замечать то, что другие не видели. Его любовь была очень искренней и чистой. Интересным смысловым элементом произведения является музыка Людвига ван Бетховена. Главный герой просил свою возлюбленную послушать сонату №2 op.2. Именно эта музыка позволяет ощутить те внутренние переживания героя, его трагическую любовь, которая описана писателем.

Этот труд философа и психолога Эриха Фромма уже давно многие растащили на цитаты (и я не исключение). Основной смысл этой работы для меня заключается в нескольких идеях. Во-первых, автор пишет, что любить – это, прежде всего, уметь любить. Он говорит, что любовь – это искусство, которым необходимо овладеть как в теории, так и в практике. Кроме того, автор противопоставляет любовь как состояние «иметь» и любовь как состояние «быть». Первая стремится к обладанию объектом любви, к получению чего-то от него, вторая ничего не требует взамен, она больше даёт. Первая ставит условия: если ты меня любишь, тогда и я тебя. Бытийная любовь – любовь безусловная. Такая любовь – любовь деятельная, активная.

Шукшин, помню, впервые попал мне в руки после окончания школы, тогда я работал на алюминиевом заводе. Часто заходил в библиотеку в Зеленой роще, на «Кольцевой». Библиотекари хорошо меня знали. Я все время спрашивал у них, что бы такое хорошее почитать? Однажды я пришел, и библиотекарь советует: возьми вот эту книгу – сборник рассказов Василия Шукшина. Мне это имя тогда ни о чем не говорило. Дома начал читать… и где-то на четвертом-пятом рассказе шваркнул книгу изо всей силы в угол! А ведь я очень бережно относился к книгам, к печатному слову, даже календарный листок рука не поднималась выбросить. Почему запустил сборник в стену? Не потому, что варвар. Это было совершенно бессознательно: Шукшин меня потряс до глубины души. Читаешь – и видишь то, что он описывает, – в самом себе, в своем отце, в окружающих тебя людях. Это твоя жизнь, и вдруг писатель так угадал: чуть ли не голым тебя выставил перед всем миром.

Нужно было сдавать экзамен в университете, перечитать «Мертвые души». Кстати, в школе поэма меня совсем не впечатлила. Я просто ничего там не понял. Объяснение учителей и главы учебника только нагнали скуку. А перечитывал гоголевское творение я уже достаточно зрелым человеком. Общежитие № 10 в Новосибирском Академгородке. В комнате четыре кровати, четыре студента. Беру книгу, прилег, читаю. Наступает вечер. Ребята говорят: «Выключай свет, спать пора». А книга меня так захватила, что я отвечаю: «Ничего, поспите со светом». Думал, почитаю час-другой. Но вот открыл книгу – и пока не забрезжил рассвет, пока не дошел до последней страницы – не закрыл её. Она меня просто затянула, проглотила. Прочитал и испытал такое жуткое потрясение… погрузился во что-то настолько мощное, сильное, темное, страшное… поначалу необъяснимое. Вот так внезапно понимаешь: это твой художник, художник, который создал нечто удивительное, то, что еще предстоит разгадать. Профессиональная жизнь сложилась так, что я начал разгадывать и, надеюсь, в какой-то степени разгадал тайну гоголевской поэмы, тайну жизни и смерти самого Гоголя – разгадал именно через те коды, которые заложены еще в литературе Древней Руси. Также и с Шукшиным. Ничего отрадного эти разгадки не приносят. Чего стоит гоголевский психоанализ типа-характера чиновника – афериста, вора и взяточника, лжеца и манипулятора, носящего маску благонамеренного человека… Его «успешность» в том, что он ворует и на ворованное строит трехэтажный дом в Москве. Еще двести лет назад других черт «успешности» в этом типе писатель не обнаружил. Что говорится, задание на дом: возьми современного чиновника и найди одно отличие от мертвой души. Хотя бы одно!

«Братья Карамазовы» – гениально сделанная, к сожалению, недописанная автором вещь. В ней смоделирована будущая Россия. Достоевский подобрал для нее имя – Скотопригоньевск. Это более чем горько, но полтора века спустя понимаешь, что точно мыслил Федор Михайлович. Очень хочется знать, что же все-таки он мог бы сказать о нас во втором томе романа, который так и не появился. Русскую литературу надо изучать, хотя бы потому, что она содержит ответы на вопросы «кто мы?», «что с нами происходит?» и «куда мы идем?» И надо всем нам иметь мужество, чтобы не прятать голову в песок от ответов, которые дают наши «инженеры человеческих душ». Может, эти ответы хоть для кого-то станут горьким лекарством. Мы в таком лекарстве очень сегодня нуждаемся.

Мы почти безошибочно делаем коллективный выбор, называя некие произведения классическими, включая их в те же школьные программы. Это действительно лучшие вещи. Можно бесконечно размышлять над произведениями Гоголя, Толстого, Достоевского, каждого из классиков. В них кроется тайна нашего духовного исторического бытия. Мы – цивилизация Достоевского. Для России он центральная культурообразующая фигура Нового времени. Почти все, что им написано – абсолютно сегодняшний день. Многое из предсказанного Федором Михайловичем мы уже хорошо пробрали на своём хребте, а кое-что еще только грозит нам днем завтрашним. Так, как он мыслил, не мыслил никто из его современников. То, что он наблюдал, для него было реальностью, для его современников – бредом. Он воочию видел такие закоулки и бездны души, в устройстве которых мы, не наделенные подобным даром, до сих пор не можем разобраться. А без него, может быть, мы и не очень догадывались, что эти закоулки и бездны вообще нам присущи. Реальность Достоевского – реальность души каждого из нас. Достоевский не устаревает, он лучший из психоаналитиков. Его произведения – чистой воды психоанализ системы «внутренний человек». Хочется найти время, чтобы читать, читать… и думать, что же он сказал обо всех нас, о нашем будущем. Не знаю, сколько раз я прочитал «Преступление и наказание». Наверное, раз 500. Я говорю, конечно, не о самом романе, а о своем рабочем конспекте романа. Перечитываешь, вдруг возникают какие-то вопросы, возвращающие к тексту и заставляющие дополнить свои записи. Это герменевтический круг: бесконечное возвращение к произведению и открытие новых смыслов, связей. Порой возникает ощущение, что я досконально знаю этот роман. Понимаю, что ощущение это ложное.